Фандом: Кингсман
Хартвин
Рка
драма, ангст
печальболь
читать дальше
Мишель стонет слишком громко и наиграно.
Эггзи молчит.
Хрипит в подушку и хочет умереть под очередное:«Расслабь дырку, пацан».
Дин завалился в его комнату ночью, конечно же, дыша перегаром.
- Раздвигай ноги, ты ж у нас балерина, - прохрипел он. Эггзи ничего не понял.
Но Дин умел доходчиво объяснять, вот и объяснил.
«И чтобы ни звука».
«И чтобы матери даже не думал говорить».
Эггзи понял.
А со временем даже воспринял как норму.
Потому что не было того, кто сказал бы:«Нихрена это не нормально, Эггзи»
Потому что некому было даже рассказать об этом.
А может в полицию? А там на смех, как это так, здоровенная детина, а рухлядь такую приструнить не смог.
А Эггзи даже не пытался.
Потому что сначала мать была беременна. А потом родилась она. Та, что похоронила все окончательно. Надежду, что мать уйдет от Дина, надежду, что жизнь будет хороша и прекрасна, и Эггзи не придется, каждый раз уходя из дома, думать о том, что не мертва ли там мама или сестра. Впрочем, даже не смотря на это, сестру он полюбил.
Видя в каждом мужчине старше тридцати угрозу. В каждой девушке ту, которая со временем станет похожей на его мать. Ведь когда-то и Мишель была другой. Значит, меняются все. И Эггзи изменится тоже.
Тоже.
Кингсман – как спасательный круг, в море соли, разъедающей его раны, появился внезапно. Настолько внезапно, что первое время Эггзи боялся за него хвататься, принимая за очередной мираж, и как следствие – разочарование.
А когда схватился, то понял, что лишь от него одного зависит, станет ли спасательный круг кораблем или камнем.
И Гарри Харт, тот кто бросил этот круг, стал исключением из уже расписанной по пунктам книги.
Однако Эггзи с радостью зачеркнул в ней то, что было после «Спиться в двадцать два и выстрелить Дину из дробовика в голову». И с радостью бы зачеркнул то, что было до. Но не мог.
Он сравнивал.
Каждое движение, каждую реакцию, каждый взгляд.
Запах грязного тела против запаха дорогого парфюма. Ровный и спокойный голос против прокуренного хрипа.
Гарри Харт как полная противоположность мужского канона его мира.
Эггзи не помнил своего отца, но он надеялся, что тот был хоть немного похож на его наставника.
И тем хуже для Эггзи были моменты, когда Гарри Харт прикасался к нему. Оставалось лишь надеяться, что Галахад не замечает дрожи, которая проходит по телу.
Просто Эггзи привык к тому, что прикосновения или через кулаки, или… Или Дин.
Просто Эггзи не был готов делиться этим. Даже с Гарри.
Как он не был готов делиться мыслями о том, каков этот истинный джентльмен в постели.
Полная противоположность Дину.
Нежно и ласково? С трепетом касаясь чужого тела? Уверенно, просчитывая любое движение?
И с кем? Наверное, с такой же леди, которая по утрам сварит кофе, а ночью аккуратно снимет с себя ночнушку. А потом так же аккуратно её наденет.
И никогда с Эггзи.
И не то, чтобы ему так уж хотелось.
Просто Эггзи без сомнений бы пошёл убивать королеву, если бы Гарри сказал, что так надо.
Как когда-то ложился под Дина, потому что тому не хватало его матери.
Точнее это Дин клал его под себя. Так Эггзи больше нравилось думать. Ведь так и было.
Да?
Но сейчас не было Дина. А лежа в кровати не было липкого ожидания скрипа двери.
Был Гарри. Как целый мир уверенности в решении всех проблем. Возможно, даже его личных.
И Эггзи даже не заметил за собой, как начал вкладывать в каждую фразу второй смысл.
Это происходило не намеренно и слишком легко, как разговоры о погоде или ответ на «как дела».
Галахад не мог не замечать. Галахад не мог игнорировать.
И уже зажатый в тупик Эггзи, когда еще был шанс невинно похлопать ресницами и уйти, с вызовом взял наставника на слабо.
- Расслабься, Эггзи, – почти ласково, но Гэрри от этого «расслабься» захотелось взвыть. Потому что чему-чему, а уж расслабляться жизнь его научила сполна. Но он молчал, борясь с первыми позывами омерзения и непонимания.
Зачем все это? Разве нельзя было все оставить как есть?
Любопытство сгубило кошку.
Любопытство губило Эггзи.
Губило, пока Гарри безуспешно пытался понять, почему мальчик, который сам его подбивал, сейчас не выказывал даже малейшего возбуждения.
Губило, пока Эггзи уговаривал себя.
«Давай, Эггзи, это же Гарри. Чёртов-Гарри-манеры-делают-мужчину-Харт. Мужчина, а не пьяный выродок, по ошибке зовущий себя отцом Дейзи».
Грань, на которой хватило бы лишь одного неверного действия, чтобы кинуть в бездну всё.
Гарри входит глубже.
И всё летит в пустоту.
После Галахад смутно догадывался, что точка невозврата пройдена, но то, что дало толчок, осталось для него за тёмным занавесом.
А Эггзи молчал.
Впервые желая, чтобы молчал не только он сам, но и его разум. Потому что дело было вовсе не в том, что он не может признаться Гарри. А в том, что он не хотел этого делать. Жалея себя после Дина, Гэрри нашел себе новый повод, для того чтобы сжиматься в комок в одиночестве и казаться сильным в глазах других.
А потом Гарри умирает. Так обычно случается, когда человеку стреляют в голову. А Гарри человек.
И когда встает вопрос спасать мир или себя, то вопроса и нет.
Ведь всегда проще спасти (кого-то)что-то другое.
Ведь проблемы мира куда менее значительны, чем проблемы Эггзи.
Потому что Галахад десятки раз спасал Планету, но Эггзи так и не смог.
Спасательный круг все же оказался камнем.
На дно.