[Sters]

Название: Абаров (его как-то называли абаровым, вот и решила так весь фф назвать)
Автор: Sters
Персонажи: Абаров/Баволин, Палаков
Жанр: драма, повседневность, юмор(?)
Предупреждения: отсутствие обоснуев как предупреждение, POV
Размер: мини
Статус: в процессе
От автора: для тех кто умел ждать ;D
Не стану делить на части, последнюю только *** отделю



Я слышал, что лесбиянкам, в их отношениях, достаточно только духовной стороны. Но я не лесбиянка. Мне безбожно хотелось трахаться.

Всё началось незаметно, я так подозреваю с началом гормональных сбоев, вряд ли раньше. Взрослые всегда говорят, что первое влечение часто случается между одним полом, а ещё они добавляют, что это проходит так же быстро, как и начинается.
Я мучился уже второй год.
Мне тогда было четырнадцать лет, когда к девчонкам я начал относиться не как к созданиям с другой планеты, ещё неоткрытой и неизведанной, над которыми надо проводить всяческие эксперименты, а как к объектам, с которыми мне, пожалуй, придётся провести всю свою жизнь. Именно тогда то я и стал обращать внимание, что, скажем, Юля сегодня надушилась больше обычного, а Марта одела чуть более открытую кофточку. Может взрослые и сказали бы, что там нечего душить и открывать, однако для меня это тогда было сигналами, только что с этими сигналами делать, я пока точно не знал.
Но, к моему величайшему сожалению, все сигналы полетели к чертям, когда я заметил его.
О нём, пожалуй стоит рассказать. В конце концов, всегда интересно, чем тот или иной человек мог вызвать нечто подобное, но я сам, если честно, затрудняюсь ответить на этот вопрос. Может мне ответил бы кто-нибудь другой, но о таком обычно не распространяются.
Его звали Олег. Олег Баволин. Я не знаю, о чём может сказать только лишь одно имя, но каждый раз, когда я его слышал и позже, передо мной неизменно представал тот самый Олег из параллельного класса. У него были бледно-рыжие волосы, как позже я увидел, ещё и веснушки. Мне всегда казалось, что он выше меня, но на деле мы были одного роста, и я даже капельку выше, чем никогда не переставал гордится. И было с чего. На этом Олеге выживал восьмой «А», не в прямом смысле, конечно, но по рейтингу в оценках, участиях в мероприятиях и всяких олимпиадах, он один был за весь класс. А у нас что? А у нас все лодыри да хулиганы.
Как я понял со временем, ашки всегда были приличнее и лучше бэшек. И бэшэк это жутко злило.
Олег мало того, что учился на пятёрки, так ещё и на всяких олимпиадах занимал первое место по школе и обязательно какое-нибудь призовое по области. На одном из школьных концертов, где в конце награждали за всякие заслуги, я и узнал его и имя, и фамилию, и, кажется, злился на него до бесконечности. Мало того, что ашка, так ещё и рыжий.
Я не был ни ашкой, ни рыжим, в олимпиадах не участвовал и вообще никак не выделялся, даже в своём классе. Меня бы навряд ли поставили кому-нибудь в пример, и даже та же Юля или Марта, не сказали бы слов больше, чем «Доброе утро» или «Абаров, сколько до звонка?». Единственное моё достоинство, которое я ненавидел, была фамилия – первая в списке журнала.
Но сейчас не обо мне.
Олег.
Мой взгляд всегда невольно искал его во время перемены, или я, сам того не хотя, подмечал и запоминал в каком у него кабинете урок или что он надевает чаще всего. А самым обидным было то, что он даже не был типичным ботаником. Пожалуй, по хулиганству он даже мог обскакать Тёму Дробина, который славился по школе своими выходками. Только вот Олег перекрывал такую славу своими достижениями, и может именно по этому ему не влетало так, как следовало бы. Это злило ещё больше.
Его смех я распознавал сразу, и меня раздражал этот смех. Это было даже странно, я с ним не соревновался, это не меня он всегда оставлял с носом, и я даже на два сантиметра был выше него, но я, наверное, выходил из себя больше, чем мне, как бэшке, полагалось.

Самым странным для меня было то, что до восьмого класса я о нём не слышал, не видел, и даже не подозревал о его существовании. Он появился внезапно, занял первое место по литературе и сразу же принял на себя все лавры, ненависть нашего класса и мою тайную зависть.
Моя зависть то и дело брала надо мной вверх, помнится, уже в девятом, я даже захотел перекрасить волосы в рыжий, от чего меня отговорила мама, считая это глупостью в высшей степени, и я был с ней согласен. Однако, легче от этого мне не становилось.
Моя мать знала ровно столько, сколько ей надо было знать, как моей матери. А точнее почти ничего. На родительские собрания у меня никто не ходил, во все прелести моей школьной жизни никто посвящён не был, так что от мамы я мог услышать упрёк лишь в адрес своего внешнего вида, или поведения со старшим поколением. Во всё остальное время она радовалась жизни, и даже ругала меня как-то жизнерадостно. Отца я видел редко и знал только то, что он всегда радовался, когда оказывалось, что какой-нибудь его приятель начинал лысеть раньше него, хоть его голова и была полностью седая. Я считал, что седая голова это здорово, но на этом всё моё восхищение отцом кончалось.
Было бы чудесно, если бы моя зависть так же кончалась, как только я бы выходил из школы. Но увы, этого не происходило. Я завидовал, даже если тот болел.

Но когда зависть превратилась в это? Вот этот вопрос до сих пор всплывает в моей голове.

Может тогда, когда я впервые увидел его после тренировки? Наш урок физ-ры был тогда после их и, видимо, в раздевалки мы зашли раньше положенного. Атмосфера тогда была до ужаса накалена, но на удивление бэшки не сказали ашкам и слова. Зато тогда я увидел, как Олег, весь красный, вспотевший и довольно улыбающийся не только губами, но и всеми своими веснушками, стоял без футболки и рылся в портфеле. Тогда я почему-то подумал, что мне бы хотелось к нему прикасаться, а не иметь такую же фигуру.
А может когда-нибудь ещё. Но предположение становилось фактом.
И это была даже не любовь. Какое-то непонятное влечение к нему, и больше ни к кому.

В десятом классе ашек и бэшек объединили, в связи с уходом по половине каждого класса в училища. Теперь мы звались гордо и одиноко - десятый «А».
В лето между девятым и десятым я начал встречаться с Мартой. Почему она вдруг так решила, и почему так решил я, пусть отвечают психологи и прочие мозгоковырятели, мы же просто встречались. Я не знаю что мне в ней нравилось, ровно как и ей во мне, но она всегда стремилась выделяться. Полуоткрытая тёмная одежда, странная манера речи, расписанные пеналы и портфели неизвестными мне словами, и даже её макияж, вроде только в чёрном цвете, был каким-то ярким и вызывающим. А ещё на её шее неизменно с седьмого класса висел камень, который, как она сказала, мог менять цвет в зависимости от её настроения. Со временем я понял, что камень меняет цвет просто в зависимости от освещения, но говорить никому не стал, боясь уничтожить хоть какое-то чудо нашего класса. Встречались мы странно и неопределённо, никогда не разговаривали о любви, не заводили темы про будущее, мы просто виделись, гуляли, держась за руки, и иногда заходили к ней в гости. Наверное, она тогда выбрала меня на роль своего первого. Я вроде как тихий, спокойный, не болтливый, не стану всем вокруг рассказывать, что у меня был секс с Мартой, а она вроде как будет уже опытная, жизнью наученная и прочее в этом духе. Но вполне вероятно, что в своих предположениях я ошибаюсь.
В то лето я впервые познал прелесть секса, и мне хотелось ещё.

С началом десятого класса, с Мартой я уже расстался. Точнее, это она бросила меня, а если ещё точнее, мы просто забыли о существовании друг друга и вернулись в свой обычный круг. А может так было всегда. В мои мысли снова влетел Олег Баволин. На этот раз уже навсегда.
Он сидел на первой парте, продолжал хорошо учиться и никому не давал списывать, говоря, что мы его ещё за это поблагодарим. Но говорить ему спасибо пока никто не спешил. Бэшки словно потеряли всю свою гордость и забыли, что раньше такими были, от чего мне становилось немного досадно. Девять лет войны, а сейчас как сонные мухи, лишь бы лишь бы двоек не нахватать. Я был таким же, но внутренне был уверен, что гордое звание бэшки всегда останется на мне.
На переменах Олег носился не хуже первоклассника, и титул всезнайки школы и старшеклассника не имели на него никакого влияния. Казалось, он таким родился и иначе быть просто не могло. Но я до сих пор не понимал, почему я не замечал его до восьмого класса. Словно его и не было, словно он инопланетянин, которого ввели в ряды людей и вдолбили всем в голову, что так было и раньше.
Я честно пытался вспомнить, но безрезультатно.
А ещё безрезультатно я пытался избавиться от навязчивых мыслей и фантазий.
Мне было не свойственно теряться в мечтах, о чём-то грезить или отрываться от реальности, но этот человек заставлял меня думать, мыслить о нём, представлять себе его, его и только его, как бы сильно я не хотел переключить своё внимание на какую-нибудь симпатичную одноклассницу, коих было достаточно. Но нет. Я не уставал каждую ночь представлять себе одно и то же, а на утро просыпаться со стояком в штанах и на вечно заляпанных простынях. Ведь это ничего, лишь мелочи мужского организма…?
Так считали бы взрослые.
Вместе с тем, медленно и уверенно, каждый день в школе превращался в пытку. А каникулы и того хуже – я не понимал, хочу ли я его видеть ещё, или лучше с глаз долой? Здесь я уже сдался и решил, что мне надо попробовать. Просто убедится, убрать навязчивую идею, и забыть всё с миром. Поцелуя ведь хватит? На тот момент я думал, что более чем.

- Абаров, пересядь от Полакова на первую парту, быстро! – учительница угрожающе тыкала пальцем на место рядом с Баволиным, а у меня сердце в пятки ушло. Пожалуй, на тот момент я не решался с ним даже здороваться, не то, что сесть за одну парту. Я немного помедлил, и сел рядом с Липлиной.
- Я же тебе указала куда сесть. – Валентина Игоревна – гром, а не женщина, и я прекрасно знал, что любое её указание лучше исполнять с ювелирной точностью, произнося при этом меньше слов, делая меньше движений, и лучше вообще ей на глаза не попадаться. Какого хрена Вася тогда начал мне рассказывать про Мортал Комбат, я не понимал. Но сейчас я нарушил негласный закон учителя.
- Но ведь это тоже первая парта, - попытался оправдаться я. Класс смотрел на меня то ли с жалостью, то ли с негодованием. Но что хуже этого, Олег вообще ни как не реагировал, словно сейчас это не рядом с ним отказываются сидеть. Я был готов провалиться сквозь пол, но сдавать оборону не собирался:
- К тому же мне сбоку плохо видно, - предпринял я последнюю попытку, которая была больше похоже на предсмертное блеянье ягнёнка. От этого самому становилось тошно и противно.
- Просто сядь, куда я указала, - Валентина Игоревна отвернулась и начала писать на доске очередную формулу. А я просто пересел. К нему. К Олегу. К рыжему ашке. Он усердно списывал с доски, то и дело начиная грызть колпачок, будто всего этого и не было. Я немного расслабился, но легче от этого мне не стало.
Передо мной упала бумажка, а на ней корявым почерком красовался вопрос: «От меня воняет?». Я не обратил на бумажку никакого внимания, мало ли кто мог перекинуть её Олегу, хотя вопрос был достаточно странноват.
Меня толкнули в локоть, и я удивлённо посмотрел на Баволина. Баволин кивнул на бумажку, и на этот раз я прекрасно осознал, что записка была обращена именно ко мне, именно от Олега, и последний серьёзно смотрел на меня в упор, не только глазами, но и всеми своими веснушками.
- Нет… - только губами произнёс я и почувствовал, как холодеет внутри, - с чего бы…
Больше он ничего не писал, но тогда я посчитал этот день самым ужасным днём в моей жизни.

Когда я вернулся домой, у меня из головы не выходил этот разговор, который разговором то мог считаться издалека и не прислушиваясь. Для начала, мне было дико обидно. А если продолжать, то я ещё и злился. Злился на Валентину Игоревну, со своими принципами, Васю Полакова, со своими играми, и Баволина, которого называть Олегом у меня язык не то, что не поворачивался, а просто отказывался даже других называть этим именем. Мне казалось, что если я произнесу его, разверзнутся небеса или сгорит Москва. Да и мало ли что может произойти вообще, поэтому я считал, что произносить это имя было ужасно необдуманно со стороны всех остальных.
И не то, чтобы меня преследовали муки совести, просто я не хотел, чтобы наш первый разговор был таким. По крайней мере лучше бы его вообще не было.

Мне тогда было дико странно, что я не могу подойти к нему и не начать говорить о том же Мортал Комбате, мы же, в конце концов, стали одноклассниками, да и это вроде нормально. Но я, почему-то, уверенно везде видел какой-нибудь подвох. Будто я могу подойти к тому же Васе и рассказать как сегодня заляпал кровать, а к Олегу не могу, потому что это сразу же будет звучать как извращенство и намёк на что-то пошлое, а не как обыденный разговор.
И это бесило меня ещё больше.

Пока в один прекрасный зимний день Валентина Игоревна не указала мне всегда садиться рядом с Баволиным. Было ли это подарком судьбы или небесной карой, я не знал и боялся заранее.
Я продолжал молчать, да и он шибко не горел от желания сказать мне элементарное привет, но со временем я стал замечать, как он всячески пытается позволить мне списать. Может из чувства долга перед одноклассником, или ему нравилось наблюдать и осознавать, что великий он спасал кого-то от неизбежной двойки в четверти, но я был ему благодарен, несмотря на ещё не затихавшую гордость бэшки. Позже в голове я прикинул, что как благодарный я хотя бы должен здороваться со своим благодетелем.

- Привет, - я уселся на место рядом с Баволиным и начал доставать алгебру. Почему-то я всегда здоровался с ним только на уроках алгебры и геометрии.
- Привет, коль не шутишь, - обычно отвечал мне Олег, усмехаясь всеми своими веснушками, и поворачивался обратно ко второй парте, продолжая прерванную беседу. Я никогда не вслушивался в то, о чём он говорит, хотя может мне бы и стоило, но тем не менее, я просто не улавливал и слова. Я слышал только его смех, его голос, и мне хотелось, чтобы он или заткнулся или говорил только со мной.

Ревность? Опять не то.

В горле то и дело застревал ком, от которого было невозможно избавиться. Даже если бы я кому-нибудь рассказал свою маленькую тайну, навряд ли бы он прошёл, поэтому я поклялся унести её с собой в могилу.
Я не смел высказывать свои мысли даже в тишину. Во-первых, я пока считал себя не ума лишённым, а во-вторых, это были всего лишь гормоны, так говорили взрослые. Со временем я смирился, что взрослые всегда правы, даже если не был с ними согласен.

- Мы уже не дети, можем и без учителя это сделать, а потом домой со спокойной душой, - Олег сидел на парте и руководил процессом уборки кабинета. Класс особо не сопротивлялся и вяло делал своё дело.
Я почему-то впервые задумался над словами «уже не дети», но и не взрослые, тогда кто мы? Сам себе отвечать на этот вопрос я не хотел, спрашивать у взрослых тоже, мне казалось, что ответ знает Олег, но о таких глупостях я его спрашивать боялся. Я спросил Васю.
Вася – мой приятель ещё с первого класса. Мы сошлись как-то сразу, без особых преград, и с тех пор были, если это можно так назвать, не разлей вода. Он очень часто вскрикивал во время разговора или делал ударения в словах намного протяжнее, чем им полагалось быть. Он не знал ответов на вопросы вроде «что съесть сегодня на обед?» или «что купить в магазине на несчастные пятьдесят рублей?», но мог часами рассуждать на тему смысла жизни, почему люди не летают, или что случится после ядерной войны. Я не видел смысла в этих рассуждениях, но иногда вставлял своё трезвое человеческое слово, за которое Вася сразу цеплялся и снова заводил монолог с самим собой. Особенно неудержимым он был, когда обсуждал компьютерные игры.

- Вася, мы дети или взрослые?
Мы стояли напротив кабинета и ждали, пока нам его откроют. Почти весь класс ещё сидел в столовой.
- Ну, это как посмотреть, - Вася нахмурился, что означало бурную мозговую деятельность. В такие моменты я его обычно не отвлекал.
- Скажем, мы уже не дети. У нас есть своё мнение, мы можем многое выбирать, гулять там, всяческие гражданские права, обязанности.
- Значит, мы взрослые?
Вася задумался ещё крепче, и на этот раз долго не отвечал.
- Что за белеберда? Среди взрослых взрослых мало, а ты о нас спрашиваешь! – Вася и я удивлённо оглянулись. Сзади стоял рыжий ашка.
- Согласен, - добавил мой приятель и развеселился. Былое выражение задумчивости покинуло его лицо, и он снова начал говорить мне о том, что НФС Мост Вантед круче НФС Карбон. Я согласно кивал и невольно косился на Баволина. Теперь я ещё крепче задумался над его словами.

Сейчас я прекрасно понимаю, что Олег был прав, а ещё я понимаю, какое влияние, сам того не желая, оказывал он тогда на меня. Раньше я слушал взрослых, а потом начал слушать мало того, что ашку, так ещё и рыжего.

С того разговора Олег, если оказывался рядом, начал вмешиваться почти во все наши беседы с Полаковым, иногда даже вступая с ним в споры. Споры выходили оживлёнными и громкими, так что наша троица начинала привлекать к себе внимание половины класса, что было для меня слишком непривычным, пусть я и всего лишь сидел рядом с ними.
До этого я хотел хотя бы начать с ним разговор. Теперь в этом не было никакой надобности, он сам заговаривал со мной, даже если по близости не было Васи, но всё равно, без моего приятеля, наше общение казалось пресным, и мне то и дело чудилось, что он общается со мной лишь ради приличия, но на самом деле только и ждёт Полакова.

Теперь я завидовал своему другу.


- Утра злого! – я вздрогнул. Ко мне подошёл Баволин и протянул красную после мороза руку. Пожимал я её молча. – А где Васька? Вы ж вдвоём раньше всех приходите, не уж то всю ночь играл и проспал?
Я бы мог ему рассказать, что Вася придёт в школу, даже если случится апокалипсис или дом завалит снегом до третьего этажа, что уж говорить о том, что проиграв всю ночь он, не ложась, припрётся и будет рассказывать мне, чем именно он занимался. Я, конечно, мог, но внутри неприятно кольнуло, от чего заводить дружескую беседу не хотелось абсолютно.
- Он заболел.
- Он ещё и болеть умеет? – Олег цокнул языком и прислонился рядом со мной к стене. – А ведь обещал диск притащить. Вот кидалова.

Кажется, мы с Васей всё делали наоборот. В начальных классах, когда все спешили прийти в школу первыми, мы постоянно опаздывали на урок, а в старших, когда всем наоборот было лень лишние минуты торчать в школе, мы приходили чуть ли не за пол часа до звонка. Это получилось как-то неожиданно, может нам обоим сразу же понравилась эта, ещё полутёмная, совершенно пустая и тихая школа. Длинные коридоры, прохлада, а за окном поднимается солнце. В этом было что-то своё, совершенно особенное, и мы, не сговариваясь и даже заранее не встречаясь, всегда приходили в школу рано и просто молча стояли. Свои разговоры Вася обычно заводил уже после первого урока, до этого он чаще всего бывал в некой прострации, а я его не отвлекал. Но с вторжением Олега мой приятель начинал свои разговоры гораздо раньше. И почему-то без меня.
Я честно не понимал, злился ли я на Васю, что человек, которого я бы, если называть вещи своими именами, хотел трахнуть, общался в основном с ним, или я злился на Олега, который, как мне казалось, пытался увести у меня моего друга.
А когда пытался понять, осознавал лишь одно – я не понимал ничего, что самое обидное, в себе.

Когда ко мне обращался Олег – я с трудом выдавливал из себя односложные фразы. Когда ко мне обращался Вася – было то же самое. Когда оба они были рядом, я просто молчал, слушая их разговор. Слушал я как-то особенно жадно, выхватывая каждое слово и раздражаясь непонятно от чего, даже если они говорили о бытовых вещах. Мне снова везде мерещился подвох. Будто какие-то фразы в их разговоре, могли значить гораздо больше, чем могли подумать окружающие, будто они имели свой тайный смысл, будто они смеялись надо мной, мне в лицо, при мне же, и я об этом совершенно не догадывался.

Страх? Вполне возможно.

Я действительно боялся, чего именно, я знал не до конца. С одной стороны на меня давила старая дружба, единственный друг, фактически брат – это был страх потери родного, частички себя. С другой на меня давил рыжий ашка, о разговоре с которым я даже не думал, и тихо упивался своими фантазиями, а тут сразу и разговор, и вроде как приятели – я боялся разрушить это шаткое строение, пусть даже немного призрачное, но хоть какое-то.
Эта давка душила. Но ни первый, ни второй, кажется, даже не замечали моих сжатых кулаков, готовых вот-вот прогуляться по их лицам.
И тогда, стоя с Олегом наедине, в пустом, тёмном коридоре, я с уверенностью мог сказать, что лучше бы Вася был здесь. Пусть бы они говорили, а я бы молчал как всегда, потому что молчание сейчас выходило напряжённое и неприятное. По Баволину было понятно, что на тот момент он бы не отказался поспать лишние полчаса, раз уж Васи нет. Я не был приспособлен для общения с ним, и, кажется, он это прекрасно знал и без подсказок.
Знал, зевал, молчал.

Сейчас я понимаю, что тогда поступил глупо и нелепо, но, пожалуй, эмоции никогда не приводили меня к хорошему финалу. По крайней мере необдуманные. Взрослые всегда говорили, чтобы я думал, прежде, чем что-то делать. Олег говорил, что это не плохо, но всегда сначала делал, чем думал. А я уже рассказывал, что тогда он начал оказывать на меня слишком большое влияние.
Но я до сих пор не понимаю, что заставило меня поступить именно так.

- Олег, - мой голос был тихим, немного хриплым, едва слышным, но тогда мне почудилось, что он слишком громкий.
Олег, кажется, чуть дёрнулся и повернулся ко мне лицом. Я его ещё ни разу не звал по имени, не стоит говорить и о том, что я его вообще никогда не звал. На удивление, апокалипсиса не случилось.

Я тоже повернулся к Баволину и резко подался вперёд. Он, видимо, испугавшись, что я хочу на него набросится, отступил немного назад, но это ситуации не спасло. Наши губы соприкоснулись.
В голове не было ни одной мысли, она была совершенно пуста. Если бы это было возможно, я бы всё списал на то, что мой мозг захватили инопланетяне, или тело подчинили злобные лилипуты, но, к сожалению, я прекрасно знал, что в этом мире не было места чему-то подобному, и глубоко об этом сожалел.
Если кто-нибудь бы назвал это поцелуем, то он бы глубоко ошибся. Это больше было похоже на столкновение двух камней, всё же я немного недооценил расстояние. Не было ни мягкости, ни какого-то особенного чувства, которое испытываешь, когда впервые с кем-то целуешься. Я даже не закрыл глаза.
Олег оттолкнул меня почти сразу же. В первые секунды, он, скорей всего, растерялся, так как я отчётливо видел, как его глаза удивлённо расширяются, но сразу после толчка я почувствовал удар по лицу.
Я думал, он бьёт сильнее. От этого хотелось усмехнуться.
- Совсем охренел?!
Я не понимал, был ли он разозлённым, возмущённым или просто шокированным, но вместо ответа я лишь приложил ладонь к щеке и посмотрел на него в упор. Может он различил в моём взгляде всю ту ненависть, обиду, и жгучее желание, если не убить, то хорошенько трахнуть, а может и не различил, но тут же поспешил уйти. Я смотрел на него вплоть до того, как он спустился по лестнице. Когда он уже исчез из поля моего зрения, появился Вася.
Вася удивлённо посмотрел в сторону лестницы, и, подойдя ко мне, сказал:
- А с ним чего? Мимо промчался и даже не заметил!
Я угрюмо сел на рюкзак, прислонившись к стене, не желая отвечать. Моя щека уже покраснела после удара, на что не замедлил обратить внимание Вася.
- Эй, а с тобой то чего? Олег ударил что ли?! – он задал всего два вопроса, а я уже смертно от него устал.
- Ты же болел. – вяло отозвался я, немного не в тему разговора.
- И болею. Случилось то чего?
- Вот и болел бы дома.
Как я мог забыть, что Вася придёт в школу, даже если случится апокалипсис.


- Абаров, - не унимался уже пятый урок Вася, тыкая мне в спину ручкой, а я… А что я, я как последний трус избегал его всеми способами. За пять уроков я сменил пять парт, но Васька не отставал и умудрялся садиться сзади. Четыре перемены и бегал из одного конца школы в другой по выдуманным поручениям, и, то ли искал способа скрыться, то ли пытался отыскать Баволина. Однако, Олега не появилось ни на первом, ни на втором, ни на каком. Я и боялся, и ждал его появления, как ждёт приговора преступник.
- Абаров, - всё тянул свою мелодию Палаков, выписывая колпачком ручки на моей спине неоднозначное «лох», - Может, уже расскажешь, что случилось?
Я искренне пытался делать вид, что ничего не происходит, но вместе с уроком кончалось и моё терпение. Впрочем, на тот момент мне казалось, что к концу подходит всё.
- Это сложно объяснить, потом, хорошо? – повернувшись к другу, спросил и не спросил одновременно я, когда прозвенел звонок, чтобы снова в секунду умчаться на другой конец школы.

Наверное, это был тот единичный случай, когда в школу я не хотел идти не потому, что не сделал домашнее задание по алгебре. Его я, конечно, не сделал, но, пожалуй, это было последним, что тогда волновало мой не спавший всю ночь мозг. Впрочем, мама, жарившая мне на кухне яйца со вчерашней картошкой, в отличие от моей совести, была неумолима. Ей нравилась справедливость, в итоге мне пришлось согласиться с тем, что раз в такую рань встала она, чтобы накормить своего любимого сына, то и любимый сын, в свою очередь, должен благодарить за это судьбу и послушно маршировать в школу.
В школу я, вопреки предсказанию матери, шел не бодрым шагом, а едва переставляя ноги, подавляя в себе навязчивое желание закопаться в сугроб, чтобы оттаять только весной. А там, глядишь, и проблем уже никаких не будет. Но школа была все ближе, а подходящего сугроба так и не нашлось.
Уже в школе я подумал, что что-то не так. Для начала дикий взгляд вахтерши, будто она призрака увидела. Я сомневался, что мог умереть где-то по дороге, а больше в том, что мой мятежный дух первым бы делом постарался бы не опоздать на занятия, поэтому заподозрил неладное.
- Абаров, меня очень радует Ваше желание показать мне домашнее задание, - отвлекла меня от снятия куртки Валентина Игоревна, - но занятия отменили.
- Как отменили? – не сразу сообразил я, но, кажется, тело по-своему реагировало на словосочетание «отменили занятия» - рука тут же дернулась, чтобы застегнуть замок обратно.
- Обыкновенно, - укуталась в свою шерстяную шаль учительница, - я ведь просил, а Донину всех предупредить. Она не звонила?
- У неё нет моего телефона, - отчего-то тихо признался я, прикидывая в голове цепочку событий. Донина позвонила Васе, чтобы тот позвонил мне. А Вася не позвонил. Друг, блин.
Хотя сам хорош.
- Непредусмотрительно, - покачала головой ночной кошмар гуманитариев,- но теперь Вы знаете, а тащить Вас учиться насильно я не собираюсь. Не зверь же я.
Действительно, не зверь. Наверное, я никогда не обращал внимания, что Валентина Игоревна, довольно молодая учительница. И сейчас, в полумраке школьного коридора, кутающая от холода в шаль, она мне виделась не выспавшейся, а может уставшей за всю жизнь заранее, но все же молодой женщиной.
- Тогда надеюсь, Вы не откусите мне голову на следующей контрольной, - отчего-то повеселел я, - до свидания.
- Были племена, которые верили, что если съесть человека – получишь его силу, - в след вместо прощания услышал я, - не знаю, как насчет силы, но Вашей глупостью я точно давиться не хочу.
Она сказала это без намека на упрек, и я не нашел в себе желания на это обижаться.

- Леша, а ты чего в такую рань? – удивленно спросила Ольга Семеновна, которая при всем её желании так и не смогла стать для меня тётей Олей, пропуская меня в коридор, - а Васенька еще спит…
- Спит? Вот и замечательно, - то ли зло, то ли весело ответил я, снимая с себя верхнюю одежду и чувствуя запах супа с кухни. Мама Васи – Ольга Семеновна, в отличие от моей, была достаточно обычной домохозяйкой. Приготовление завтрака, обеда и ужина для семьи она считала негласной обязанностью всех женщин, в то время как моя мама, если и готовила, то нам приходилось есть это несколько дней подряд и с утра, и в обед, и вечером, - а Виктор Сергеевич дома?
-Нет, вчера на вахту уехал, - еще удивлялась Ольга Семеновна, однако допытывать не стала.
Мне осталось пообещать ей, что я обязательно попробую щи, но чуть позже, и отправился в комнату друга. Сразу с порога я чуть было не споткнулся об непонятный ворох то ли одежды, то ли чьего-то бесчувственного тела(Комната Васи была запретной для уборки территории, поэтому его матери только и оставалось, что грустно вздыхать, да иногда незаметно распинывать одежду по углам, чтобы не мешала ходить), так что пришлось подождать, пока глаза привыкнут видеть в тусклом свете с коридора. План мести пришел ко мне как-то незаметно, и то, что главы семейства Палаковых не было дома, только играло мне на руку – ругался он хоть и редко, но лишний раз будить хорошего человека не хотелось.
Аккуратно пробравшись к окну, благо они недавно поставили пластиковое, я сгреб с подоконника снег, и, черной тенью встав над спящим телом друга, совершил своё грязное дело.
Размазал снежок ему по лицу.
Желать доброе утро, со смехом пополам, мне довелось только через минут десять, когда после пятой попытки прибить меня, Вася все же успокоился, философски отметив, что сам виноват. Рассказал что-то про карму и ушел умываться.
Я по привычке уселся в кресло перед компом, пару раз крутанувшись, услышал шум процессора. Дальше уже дело техники – включить монитор и узнать, ради какой игры на этот раз Вася безжалостно лишал компьютер сна. Помимо загрузки Айона я заметил мигающее окно диалога аськи. Даже не колеблясь между «не твоё дело» и «я просто посмотрю», я машинально клацнул мышкой.
«5:28» - время последнего сообщения. Я тупо отметил, что мой приятель спал всего несколько часов, и что последнее сообщение ему прилетело от Олега. Тут я внезапно вспомнил, почему так обрадовался отмене занятий и почему об этом меня не предупредили.
Он писал, что заскочит к Васе ближе к двенадцати, что надо поговорить.
Я тут же прокрутил окно диалога вверх, читая так, будто сдавал в первом классе технику чтения – быстро и стараясь понять максимум информации. Но ничего интересного не было, только под конец Вася поинтересовался, за каким таким хреном Олег с утра удрал из школы, а я весь день ходил как сам не свой. Это сообщение он отправил в четвертом часу. Олег не отвечал до половины шестого, то ли не знал, что ответить, то ли родители застукали его за компьютером, а не в кровати, но додумать я не успел. В ванной перестала литься вода, значит сейчас придет Палаков. А потом Палаков усядется за компьютер, заметит диалог, прочитает последнее сообщение и удивится, почему оно отмечено прочитанным, хотя он видит его впервые.
Нельзя сказать, что он прятал от меня переписку или вообще хоть что-то скрывал, но черт меня тогда дернул. Я быстро удалил последнее сообщение и скрыл аську как и было.
В комнате Вася застал меня крутящимся на стуле и с выключенным монитором.

Первым делом, прощеголяв мимо меня в трусах, он начал шарить на столе в поисках очков, и только после того, как нашел свои глаза, включил монитор.
Внутри у меня всё сжалось, но я старался не выдавать своего волнения, усиленно смотря в любые другие стороны, кроме экрана, и лишь краем глаза заметил, как открыл окно аськи Вася, нахмурился и снова закрыл. После проверил закачку.
- Новая игрушка? – я выдавил из себя заинтересованность.
- Да, давно уже звали, - как обычно отмахнулся Вася, - тебе чего-нибудь принести? – поинтересовался у меня друг, отлипая от компьютера и скрещивая руки на груди. Недобрый знак.
Я не спал уже сутки, и мой организм просто отказывался в себя что-то принимать. Меня до сих пор подташнивало от материного импровизированного завтрака, а мнимую бодрость и веселость как рукой сняло после преступления. Но Вася знал об особенностях моего организма, а помимо всего прочего еще и объяснять, почему я не спал всю ночь, было выше моих сил.
- Сам смотри, - сдался на его милость я, ближе пододвигаясь к компу и начиная кликать сайты. Конечно, ведь в десять утра меня больше всего волнует кто и где мне написал.
Вася, никак это не прокомментировав, ушел на кухню. Уже оттуда я слышал небольшую перебранку состоящую из «ну вот же, щи сварила, вкусные, опять ты в сухомятку все» и «ну мам, потом давай, а». В итоге сайты у меня кончились быстрее, чем пришел Вася с горкой бутербродов и двумя кружками.
- Это твоё, - поставил он рядом со мной кружку с горячим чаем, рядом тарелку с бутербродами, сам же он уселся на стол, щелкнув ночник.
Зеленый, немного разбавленный холодной водой с одной ложкой сахара. Вася всегда называл мой чай помоями, но научился неплохо его делать, он же обычно пил перезаваренный черный, говорил, что из-за давления, но на самом деле ему было просто лень вытаскивать пакетик.
Замолчали.
Напряженное молчание, которого я не наблюдал за все наши годы дружбы, давило на меня, не высказанный Васин вопрос душил. И я рад бы ответить, да вот только что? Я врать не любил, не хотел да и не умел. И что мне сказать? Извини, Василий, но твоему другу приспичило подолбиться в шоколадку, да и не с кем-нибудь, а с твоим новым приятелем?
Я поспешно отхлебнул чаю и запихал в рот побольше бутерброда. Занятый рот плохая, но всё же причина молчать.
Надолго этого не хватило, однако судьба была на моей стороне. Торрент выдал значок конца закачки и я тут же ухватился за это.
- О, игра скачалась, - тыкнул я пальцем в монитор, тут же хватаясь за мышку и открывая папку с файлами. Последующие два часа я честно интересовался игрой, периодически повторяя, что как приду домой тоже скачаю, и вообще всячески отвлекал мысли Васи. Наконец-то его интерес к новым играм был мне на руку, и я так этому радовался, что совсем забыл о главном.
Главное напомнило о себе звонким трезвоном в дверной звонок.
Все родительские приятели, и я в том числе, привыкли в дверь стучать, а не звонить. Причина была в ужасной мелодии, от которой хотелось разбить стекло и выпрыгнуть на улицу, лишь бы не слышать её. Значит, звонил кто-то, кому это было неизвестно.
Лицо Васи скривилось так, будто из него изгоняли демонов. Я был с ним солидарен.
Первой дверь открыла Ольга Семеновна, что-то прощебетав, она позвала сына. Вася, недоумевая, посмотрел на меня, я ответил тем же непониманием ситуации, и вышел из комнаты. Бросив взгляд на нижний левый угол экрана, я с ужасом отметил, что уже перевалило за двенадцать. Волнение и паника буквально придавили меня к креслу, и когда в комнату зашел растерянный Вася, а следом тридцать три несчастья, в горле образовался ком. Ни сглотнуть, ни выдохнуть.
- Лех, - как будто осторожно начал мой друг, - ты мне ничего сказать не хочешь?
Олег по-прежнему стоял в дверном проеме, непривычно хмурый. Смотрел мне прямо в глаза, и я не нашел в себе сил, чтобы не смотреть в ответ.
- Абаров! – как холодной водой окатил меня голос Васи. Я разозлился. То ли на себя, неспособного поделиться сокровенным с другом, то ли на него, сующего нос не в своё дело, то ли на рыжего ашку, который, я был уверен, решил все растрепать. И в этот момент я ясно понял, что Вася ничего не должен узнать. Это касается только меня, хотя со вчерашнего дня и Олега. Поэтому я решительно поднялся с кресла, заглушая в себе порывы провалиться к соседям снизу, и двинулся прямиком на Олега, так и не сводя с него глаз.
Он непонятно дернулся, отступил на шаг назад, словно опасаясь, что я повторю вчерашнюю глупость и тут же получил от меня неслабый удар в челюсть. Олег пошатнулся, но не сдвинулся с места. Секундное удивление сменилось злобой. Ответный удар не заставил себя долго ждать.
Уж лучше пускай Вася думает, что мы ненавидим друг друга, чем знает правду, а там, как знать, может и сам Олег поверит в это и спишет неудавшийся поцелуй на странную попытку выражения неприязни.
Где-то вдалеке я слышал крики Ольги Семеновны, голос Васи, но не понимал, о чем они говорят. Все мои мысли и действия были сосредоточены на Олеге, и дрался я с ним фактически так же, как бы и не отказался поиметь. Я не помню в каком момент это перестало быть дракой, и Олег оказался прижатым к полу, с моим коленом между ног. Сразу как-то ясно осознав ситуацию, я замер, переводя дыхание, видимо, Баволину это было необходимо так же, как мне. Но долго затишье не длилось.
Коленом я почувствовал эрекцию. Явную эрекцию Олега и тут же сам ощутил, что и у меня в штанах давно стоит колом. Заметив это, Олег тут же скинул меня, резво вставая на ноги, и так же резво убегая в коридор. Минутой после я уже слышал, как хлопает входная дверь. И еще через минуту моего плеча осторожно коснулась рука.
Вася никогда не любил драться. Он как кот Леопольд скорей мог бы прочитать о том, как надо жить в дружбе, чем доказывать что-то кулаками. Сейчас я отчетливо понимал, что мой друг просто жаждет доразукрасить мою морду. А не делал он этого просто потому, что его матери и так хватило впечатлений на ближайший год.
- Ты…мне точно ничего не хочешь сказать? – продолжил с того места, на котором остановился, Вася.
- Нет, - недолго подумав, ответил я и поднялся с пола.
Одевался я молча, периодически ловя на себе из гостиной испуганный взгляд Ольги Семеновны. Прощаться тоже не стал, лишь на мгновение остановившись на пороге, чтобы оглянуться на каменное лицо друга.
Мороз на улице подействовал на меня, вопреки ожиданиям, еще более удручающе. Голова тут же отяжелела, глаза начали слипаться, перехватило дыхание. С трудом вдыхая морозный воздух, я направился к дому. Жили мы с Васей в одном дворе, в домах друг напротив друга, поэтому я отупело думал лишь о том, как лягу в кровать и как к моим фантазиям прибавится настоящее ощущение.
Однако, не успел я пройти и половины двора, как мне в лицо прилетел колючий снежок.
- А мне, ты ничего не хочешь сказать?

***


Однако не успел я пройти и половины двора, как мне в лицо прилетел колючий снежок.

- А мне ты ничего не хочешь сказать?

Кожу тут же защипало, капли снега неприятно поползли под шарф. Это раздражало.

- По поводу? – глухо отозвался я с глупой надеждой, что Баволину внезапно стало интересно, каким будет первый урок в понедельник.

- И без, - он подошёл ко мне на расстоянии вытянутой руки, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Красный нос, яркий румянец, торчащая из-под шапки рыжая челка. – Насчет вчерашнего… и сегодняшнего.

До меня только тогда дошло, что на улице сильный мороз, настолько сильный, что даже у старшеклассников отменили занятия. Не то, чтобы я его не чувствовал, просто он меня раздражал, и влага под шарфом только усиливала раздражение. Я дико хотел спать, и уже всерьез прикидывал возможность закопаться в снег.

- А разве непонятно? – как еврей продолжал обороняться глупыми вопросами, делая шаг вперед, пытаясь обойти Олега, и тут же встретил на пути преграду в виде его руки.

- Да стой же ты, - он слегка толкнул меня и тут же отошел, - извини уж, мысли читать не умею. Скажи как есть, а? Может, я… пойму?

- Поймешь? – да, дурацкая привычка.

Я снова сделал попытку побега, резко дернувшись в сторону своего подъезда, но уже через несколько секунд был схвачен за капюшон. Олег потянул его на себя, и я, не удержав равновесия, завалился на спину.

- Ты от меня до второго пришествия бегать будешь? – склонившись, он тенью навис над моей головой.

- Как знать, может, я и потом побегаю.

Решив, что в снегу валяться может и удобно, но неприятно, я начал подниматься.

- Ну уж нет. Раз ты отвечаешь только в лежачем состоянии, в нём и оставайся, – буквально вдавил меня обратно в снег ногой Олег.

Теперь нападал я, схватив его за эту проклятую ногу и, поднимаясь, потянул. Настало время падать Олегу, осталось лишь надеяться, что где-то там не закопана бутылка, и он не ударится об неё своей рыжей головой. Вряд ли он беспокоился о таком, когда валил меня.

Я быстро поднялся и снова рванулся к подъезду.

И только оставив за собой пикающий домофон и закрывающуюся дверь, я успокоился. Однако заподозрив, что дверь как-то слишком долго не хлопает, я обернулся. Так и было, её придерживал злой и запыхавшийся ашка. И когда он зашел, дверь хлопнула как-то особенно зловеще.

- Абаров… - рыча, начал Олег.

- Чаю? – оборвал его я, правильно рассудив, что с такими темпами я до квартиры точно не доберусь.

- Будь добр.

Открывая дверь, я по одному его виду понял, как мне будет больно, если я снова решу удрать от него, поэтому я просто молча запустил его в квартиру.

Он недолго потоптался перед порогом, стряхивая с ботинок снег, и только потом зашел. Я по привычке посмотрел на вешалку, отметив, что ни материной шубы, ни отцовской дубленки нет. Значит, дома никого, и от желанного сна меня отделял лишь Баволин.

Кухня встретила нас немытой посудой, но стыдиться такого я не собирался, молча поставив чайник, вытащив на стол кружку и усевшись напротив Олега.

Когда вскипел чайник, я так же молча поставил его перед ним.

- Гостеприимный хозяин, ага, - начав сооружать себе чай, заметил Олег.

- Тебе ответы нужны или радушный прием? – поинтересовался я, борясь с желанием положить ставшую тяжелой ношей голову на стол.

- А ты созрел? В окно не выпрыгнешь?

- Не выпрыгну.

- Замечательно, я рад. Начнем с простого. Что за хрень ты вчера выкинул?

- Поцеловал тебя.

Олег нахмурился.

- Допустим. Зачем?

- Захотел.

Я почти был уверен, что сейчас в меня полетит кружка с кипятком, но Баволин держался.

- Хо-ро-шо, - выдавил из себя по слогам он, - а сегодня?

- Я не хотел, чтобы об этом узнал Вася. Наверняка ты собрался ему рассказать, я прав?

- Не знаю, - неуверенно выдал после небольшого молчания Олег, - я тогда еще не решил. А потом я вообще подумал, что ты меня просто ненавидишь.

- Есть немного, - согласился я.

- А вчера?..

- Вчера я тебя поцеловал.

Наверное, мне надо почаще сутки не спать, чтобы вот так отвечать на отвали.

Олег глубоко вдохнул и выдохнул.

- Почему?

- Я уже ответил.

- Ладно, - его терпеливости можно было позавидовать, - только вчера захотел?

- Нет, давно.

Еще минуту я слушал, как он хлюпает горячим чаем и нервно стучит ногой по полу.

- Ты в меня влюбился? – выдал наконец он.

Это длилось слишком долго, а я слишком хотел спать.

- Нет.

- Тогда я вообще ничего не понимаю!

- Я просто хочу тебя.

Олег открыл рот, закрыл, открыл опять.

- В смысле…

- В том самом.

- Ну зашибись! – воскликнул он, запуская в волосы руку, убирая её, снова в волосы и опять убирая, при этом было непонятно, хотел он их себе выдрать или просто привычка такая. Казалось, еще чуть-чуть и он начнет нервно хихикать.

Начал.

- И сейчас?

- Нет, сейчас я хочу спать, - успокоил его я, - и чем раньше ты отсюда свалишь, тем раньше я выполню желаемое.

- А насчет меня? – всё не прекращались его нервные смешки.

- А ты в очередь.

Он хохотнул, то ли различив шутку, то ли окончательно слетев с катушек. Меня начинало это напрягать. Может, будь я хоть немного спавшим, я бы волновался насчет того, что он у меня в гостях, а посуда то не вымыта, и куча других мелких вещей. Но я хотел спать, чуть меньше, чем жить, но чуть больше, чем смотреть на рыжего ашку, и уж тем более объясняться с ним.

Уже деликатно вытолкав его в коридор, я попросил:

- Васе ничего не говори.

- Я подумаю.

- Я сам ему что-нибудь скажу.

- Будешь врать другу? После того, что ты устроил у него дома?

- Я. Сам. Решу, – раздельно прошипел я, выделяя каждое слово, - это уже не твоё дело.

- Ха, ошибаешься! – сверкнул злобой Олег, - после твоих чудачеств я втянут в это дерьмо по самые уши.

- Ну а от меня то тебе что надо?! – не выдержал напряжения я, повысив голос.

- Мармелада! Это я должен спрашивать.

Я глубоко вдохнул. Выдохнул.

- Если через минуту ты не утащишь отсюда свой зад, я покажу что, мне, от тебя, надо. И ты в этом будешь принимать непосредственное участие.

- Страшно ну прям до усрачки, - огрызнулся Олег, но все же принялся обматывать шарф вокруг шеи.

Моё героическое терпение, которое кончилось еще вчера, кажется, не собиралось возвращаться. И сейчас меня прорывало как платину.
Я схватил за конец шарфа, потянув на себя, от чего тот туже затянулся на шее. Встал ближе, еще чуть-чуть и наши носы соприкоснулись бы.
На мгновение издевательские взгляд Баволина стал испуганным. Но лишь на мгновение. От него буквально разило уверенностью, что сделай я лишнее движение, и он меня размажет по стене, оставив моей кровью какое-нибудь зверское послание всем цветом нашей планеты.
Но я слишком долго терпел.
На столько долго, что мгновенно отпустил его и снова отступил в глубь коридора.

- Просто свали, ладно? С тобой я тоже разберусь потом.

- Вы поглядите-ка какой грозный, - уже пытался открыть дверной замок Олег, ощутимо напрягшийся, когда я решил помочь ему в этом непростом деле, - с Васей разберется, со мной разберется, и с Валентиной Игоревной еще разберись, для полного счастья.

- И с ней тоже, - пообещал я, закрывая входную дверь.

Только так я наконец смог избавиться от головной боли. Впрочем, Олег вернулся ко мне сразу же, как только я уснул.