[Sters]

По просьбам выкладываю свои старые работы, со своими старыми ашипками и написанием и вообще, тут есть гет ;D
шапки оформлять не стану, просто названиями



Не знаю названия ;D. 2011 год

Друг напротив друга, крепко сжимая оружие на изготовке, не отрывая взгляда от того, кто глубоко заселился в душе, независимо от того, хотел ты этого или нет. Первые глаза, безумные, яростные, но всё же потускневшие, уже не такие затягивающие. И напротив совсем другие, ясные, решительные, с нотками отчаяния, капелькой неверия, безумно уставшие, давно сгоревшие. Глаза того, кто помнил всех. Все жили в его памяти, тенью ли, или ярким образом, ненавистным отзвуком. Он смотрел в лица этих людей, дарил им улыбки, но если прокручивать их всех словно на плёнке фильма, то возможно увидеть лишь одного человека. Уже давно далёкого, отвергающего его существование, но всё же дико желанного и немного тёмного. Тёмного… Как если бы он являлся его грехом. Наверное. Наверное, так и было, он был этим самым грехом, таким, какой необходимо свершить в своей жизни, и он наверняка марался даже думая об этом, но тут же становился чистым, понимая, что упадёт, и удивляясь столь ясному ходу мыслей. Упадёт, как между тем, бывший друг поднимется, но навряд ли к свету. Наблюдая, как развеваются на ветру волосы первой возлюбленной, изредка ловя её улыбку, почему-то теперь адресованную ему, перед глазами всё равно стоит чёткий тёмный образ недосягаемого. Словно обернёшься, и произойдёт чудо, но он не привык смотреть назад. А сейчас, под этим пристальным взглядом, чувствуя себя голым, почти прозрачным, каким-то лишним, совсем ненужным. Так больно. Так больно когда при желании обнять от тебя отстраняются. Так больно, когда все твои слова, считают… Да нет. Их, пожалуй, даже за слова не считают, думая, что это лишь жужжание надоедливой мухи. Хотя, кто знает.

Кто знает, о чём он думал сидя в одиночестве. Прокручивая в голове прошлое, пытаясь от него избавиться, и даже получалось. Лица людей становились блеклыми, уже давно неясными, как между тем в глубине его подсознания то и дело мелькал лишь один, надоедливый, цепляющийся, безумно раздражающий, мешающийся, близкий. Познавший то же одиночество, что и он, только ненависть немного иную. Какая глупая причина, больше похожая на оправдание, и то скорей для себя. Сколько лет тогда прошло? Сколько лет он искал своё отражение в чужих глазах? А может, его просто не видели, не замечали. Говорили о нём, восхищались, но забывали. Влюблялись, но не чувствовали. Прислушивались, но не понимали. И тут появился другой, у кого в глазах отражается весь мир. Где не упущена ни одна деталь, где заместо людей их улыбки, их чувства. Хоть он и был уже давно, но появился всё же недавно. Ворвался, поселился, оставил в душе свой чёткий, несмываемый след. Даже с годами. Ненавистный всем его существом. Пока он окунался в вязкую непроходимую тьму, идя по дороге мстителя, мечтая об уничтожении, закрывая глаза на свет, овладевая безумием, другой старался быть сильнее, ставя его своей целью, становясь героем своей деревни, неся на себе глупую ношу обещаний, начиная понимать боль утраты и всё ещё пытаясь донести что-то до того, чьи уши давно отказывались слышать. Что было бы, если бы они жили в другом мире? Совсем не похожем на этот, с другими правилами и нравами. Жили бы они вместе или так же бы охотились друг на друга?

Резкий рывок вперёд, лязг металла при соприкосновении, немой разговор, происходящий благодаря ударам. Не доходящие до своей цели атаки, и лишь сердце получает рану за раной после каждой такой, как будто пустой, режущей душу. И всё становится ясно, всё становится ненужно, и они уже стоят спиной друг к другу, чувствуя лишь жар чужого тела. Прерывистое чужое дыхание. Чужую, едва заметную улыбку или немного неправильный оскал. Чужой жар, чужое дыхание, чужая улыбка. Теперь совсем.


Иногда. 2011

Иногда бывает особенно грустно.

День или ночь, суть не важна. Иногда день и не день вовсе, ты не видишь солнца. Порой ночь тоже таковой не является, когда рядом есть яркий луч чего-то по-особенному радостного.

Ты уже давно потерял свою независимость. Тебя поглотило пламя огня. Тупого, бессмысленного и беспощадного. Я стёр все границы. Да они особо не сопротивлялись. Это надо было сделать уже давно, но я всё как-то не решался. А теперь, пожалуй, тем, кто разрушит мосты первым, буду я. Ты ошибаешься, если думаешь, что вся инициатива принадлежит тебе. Ты ошибаешься, если считаешь, что я не способен остановиться. Единственным придурком без стоп-крана являешься ты. Нашёлся мученик. Полагаешь, я не чувствую твою близость? Только обидно, что целью твоей глупой мести на этот раз стал я. А знаешь, я тебе помогу. Нет, мы поможем друг другу. Я позволю тебе прекратить моё существование, а вместе с тем и постоянное надоедание своей персоной. Какая выгода мне? Долгожданный отдых от твоего преследования, пары тройки кошмаров по ночам и освобождение от паранойи, что за любым кустом прошлась твоя тень. Равноценный обмен, не так ли? Я жду…

Невесомый силуэт мелькнул за окном, преграждая свет от месяца. Какого-то острого, жёлтого и абсолютно не симпатичного. Окно слегка приоткрылось, в комнату ворвался свежий воздух, прогоняя старый и уже не актуальный. Вслед за ним проник, беззвучно ступая сначала по подоконнику, а позже и по полу, Саске. Объявился совсем без приглашения и стука, неприлично, но видимо он знал, что ему здесь рады. Но всё же хозяин чувствовал наверняка, пришёл он сюда не чаи гонять. Обладатель тени встал рядом с кроватью Наруто, вглядываясь в его лицо, примечая, изменилось ли что-нибудь. А может это был и не Наруто вовсе, слишком уж легко он проник сюда незамеченным. Это подло, но иначе нельзя, иначе будет слишком долго, чтобы передумать и слишком сложно, чтобы закончить. Никак нельзя…. Рука привычным жестом достала катану, мирно покоившеюся до этого времени. Она знавала бои, она убивала, оставляя за собой лужи крови, но в этот момент даже её холодный металл, казалось, дрожал. Может это дрожала рука, а может просто почудилось. Несколько секунд и оружие уже было нацелено в сердце.

Иногда бывает особенно сложно.

Для некоторых день лишь единица времени, сопровождаемая светом от солнца, суетой людей или кучей дел. Для некоторых ночь время для сна или отдыха, иногда позволительны прогулки перед сном.

Это оказалось сложным, идти вперёд, когда на моей тропе постоянно мелькал ты. Какой-то до жопы правильный и жутко мешающий. Чёртов эгоист, навязывающий свои моральные принципы окружающим. Тебе уже давно было пора открыть свою школу и читать там лекции, а не рассказывать их мне, при следующей встрече спрашивая, что я уяснил, как домашнее задание. Мне уже хотелось биться головой об дерево, или что потвёрже, лишь бы заработать себе амнезию. Пожалуй, забыть тебя было бы решением всех моих проблем, но, к сожалению, чёртовы гены – отличная память. Если не забыть, значить убить. Уничтожить, убрать с глаз долой и, как говорится, из сердца вон. Что может быть легче и сложнее этого? Спать с таким умиротворённым лицом и еле заметной улыбкой, когда над тобой висит смерть.

Собравшись с мыслями, приняв окончательное решение, Саске вонзил катану в сердце Наруто. Послышался лёгкий смешок, глаза жертвы открылись. Уже не голубые, как обычно, нет. Красные – демон внутри положительно не хотел смерти своего убежища, вырывался наружу. Именно из-за этого он и не умер сразу, именно поэтому он имел возможность на одну единственную улыбку. Улыбку некогда лучшему другу. Улыбку своему убийце. Улыбку, так похожую на оскал. Умереть так легко не позволительно, но так желательно. И, видимо, демон это понимал, отступал, погибал тоже : « А я уже заждался…»

Иногда бывает особенно больно.

Смех. Дикий смех. Нет, скорей истеричный, от которого не хочется смеяться, от него становится нестерпимо неприятно на душе, который намного хуже слёз. Он слышался не дальше квартиры, но эхом раздавался по всей деревне. Убран последний стоп-кран.

Иногда простое бывает особенным.
Иногда простое труднее сложного.
Иногда…. Просто бывает.

Внезапный гет. 2011

Любовь — предательница: она оцарапывает душу до крови даже тогда, когда ты просто хотела в неё поиграться.
Кажется, эта идея изначально была неудачной. Он уже не раз и не два говорил про пять минут. Пять минут, и он уйдёт, а они держали его чуть ли не за ноги, уговаривая остаться ещё на пять. И опять, и опять. И он оставался, как будто верил им или просто не мог возразить. Пол часа – шесть раз по пять минут, прошли мучительно долго. Он то и дело срывался с места, словно чего-то выжидал.
Девушкам положено опаздывать. Именно это твердили всю дорогу подруги, а сами чуть ли не падали из-за неприличной для каблуков скорости. Ей тоже приходилось не отставать. Сердце билось слишком быстро, то ли от ходьбы, то ли от того, что она впервые идёт на групповое свидание, куда её затащили. Именно затащили, она сама сроду бы туда не пошла, не её.
В уютном кафе с большой вместимостью раздался радостный возглас парней и приветствия. Подруги, усадив её за столик, сели рядом и начали свои беседы. Обо всём и ни о чём. Она так не умеет. Он вернулся к столику, где уже завязалась беседа. Видимо, подошли те, ради кого его здесь удерживали. И стоило ли оно того? Изучив новые лица, он тоже решил присесть. Сегодня ничего нового. Постоянный шум начинал раздражать. Такое чувство, будто девушки специально стараются быть как можно громче, перекрикивают друг друга, а его друзья подхватили той же заразы и теперь ни в чём им не уступают. И вдруг он замечает что-то, а точнее кого-то другого. Тёмного, почти незаметного. Не удивительно. Она, кажется, здесь не ко времени и не к месту.
Пять минут потребовалось, чтобы он заставил её посмотреть на себя. То громко ставив чашку с кофе так, что тот чуть не выплёскивался, то начиная ёрзать на месте или говорить с собой и себе же поддакивать. Она посмотрела и улыбнулась, едва заметно, но это была улыбка.
Пять минут она смотрела на него из-под чёлки, вглядывалась внимательней, подмечая тонкости. По внешнему виду иногда можно легко определить характер человека. Этот, кажется то, что нужно. Она встала из-за стола, под предлогом выйти в туалет, но быстро сменила вектор к выходу. Намёк был понят и он отправился следом.
Так всё началось.
Тихое шуршание одежды и тающие в молчании квартиры шаги, рассвет. Наверное, он думает, что она спит и не слышит. Правильно, пусть будет так. За окном всё ещё темно, только где-то там, за серостью, превращённой в лёгкую синеву, проклёвывается что-то похожее на лучи солнца. Птицы молчат. Город молчит. Только щелчок замка. Она вздохнула – ему изначально здесь было не место. Это она, эгоистично следуя своим желаниям, позволила ему приходить, позволила оставаться, позволила прикасаться к себе, аргументируя это тем, что они оба этого хотят. Здесь пусто и с ним, и без него. Здесь холодно в любом случае. Даже в горячем порыве страсти, когда сливаются два тела, жар ледяной. Она не ждала его, не держала. Хотел – приходил, не хотел – пожалуйста, но как-то незаметно для самой себя, она оставляла место на кровати и ужин в холодильнике.
Он уходил, закрывал дверь и сжимал кулаки. Злился. И на себя, и на неё. Она не останавливала его. Никогда. Не просила остаться ещё немного, чтобы хоть раз нормально встретить рассвет в одной постели. Но он уходил сам, как только небо станет капельку светлее, чем ночью. Он бы не выдержал безразличного выражения лица утром, и не смог бы ответить тем же. Он ненавидел себя за беспомощность. За то, что не хватало силы духа, чтобы сказать что-то скрытое. Ненавидел и выходил на улицу. Ненавидел и шёл по пустынному городу. Ненавидел и любил. Любил этот тихий город. Любил эту свежесть, встречающую его каждый раз неизменно, почти как она. Эти ранние часы отрезвляли голову, и думалось, что в следующий раз обязательно. В следующий раз он останется в тёплой постели, а не пойдет чёрти куда.
Она проклинала себя за свою беспомощность. До слёз, до ноющей боли в груди. Что было сложного в том, чтобы протянуть руку и остановить его? Что мешало исполнить такое давнее и желанное действие. Она с лёгкостью касается его, когда они вместе и совсем не смущается. А тут лишь рука, которая рядом, но, кажется, так далеко, что не хватит и всей длинны тела, чтобы дотянуться и ухватиться за неё. Может было просто страшно. Страшно, что он обернётся и посмотрит на неё осуждающе, мол, не об этом с самого начала был уговор. Правильно, не об этом. Поэтому она продолжала лежать и делать вид, что спит, боясь, что он вдруг услышит стук ее сердца. Что смысла плакаться в подушку? Высказывать ей то, что залегло на душе, за неимением другого. Утыкаться во что-то ещё более бесхребетное, чем она. Жалко. Но порой необходимо.
Они были друг другу никем и всем одновременно. Он звал холод, она жаждала тепла, но, видимо, опоздали оба. Она пришла на пепелище, а он в густой зимний лес. Но почему-то подумалось, что из пепла может родиться новый огонь, и даже в лес пробьётся весна. И они чертовски ошиблись.

Жизнь, так похожая на качели. То ты стремишься в небо и, когда уже кажется, что вот вот взлетишь, она одёргивает тебя назад. Но жизнь всегда даёт шанс для нового разгона, вопрос воспользуешься ли ты им. Но её уже порядком тошнило.


Он со мной. тоже 11тый


- Он со мной, - лёгкий кивок назад на гордого, но изрядно помятого парня, который всем своим видом пытался показать, что его присутствие здесь - какое-то недоразумение и вообще что-то неправильное.
Ну что ж, сам напросился. Забыл, когда делал такие же жесты в мою сторону, но более чётко и презрительно? Как будто ты репетировал их долгими часами перед зеркалом. Как будто ты знал, что после смерти моего отца, весь наш бизнес будет в упадке. Иногда мне кажется, что так и есть, но я не буду тебя винить. Я здесь чтобы отомстить. Отомстить за твоё отношение ко мне, как к какой-то шлюхе, которой ты, такой весь великодушный, дал шанс побывать среди лоска светской жизни. Ты прикрывался старой дружбой… Какая дружба между сыновьями конкурирующих фирм? Я и тогда задавался этим вопросом, но ответа так и не находил. Я помню всё. Детство, в котором мы дрались за право лидерства. Юношество, в котором мы сблизились и нас уже считали лучшими друзьями. И ты даже улыбался. О, глупец, как я мог верить? Я верил, что всё было по настоящему, что ты общаешься со мной не из-за денег, так как у тебя самого их в избытке. Неужели это был твой долгий, тщательно спланированный план? А ради чего? Чтобы уничтожить мою семью, или мою гордость? А может ты работал на оба эти фронта? Или это я стал таким подозрительным? В любом случае, терпи.
Парни прошли в помещение, в глаза сразу ударил нестерпимый блеск одежд, огней, лиц. Всего было много. Удивительное свойство людей - по одному быть такими красивыми, а вместе создавать отвратительную картину, которая пестрит перед глазами, тянет развернуться и уйти. Наруто приветливо улыбнулся какой-то своей знакомой, видимо общей с тем, кто всё время стоял позади – Саске. Знакомая потянулась обнять приятного и экономически выгодного гостя, прикидывая в голове, что было бы неплохо выйти за него замуж, и лишь коротко кивнула брюнету, как стене.
Не нравится? Только не ври мне, что всё в порядке. Я же отчётливо видел, как ты, всего лишь на мгновение, поменялся в лице. Интересно, как ты себя чувствуешь? Среди всех своих друзей, которые тебя не видят? Я наслаждаюсь тобой, я наслаждаюсь этой твоей кирпичной физиономией. Если так не нравится, почему не уйдёшь? Из принципа? Вот видел её ? Она тоже шлюха, только умная. Она на глаз определяет состояние твоего кошелька и решает раздвигать перед тобой ноги или нет. Она уже привыкла, у неё уже опыт, а ты? На кого ты можешь положиться сейчас? У тебя нет подобных навыков, хотя я бы с удовольствием понаблюдал, как ты будешь раздвигать ноги… Неужели тобой двигали те же порывы, что и мной сейчас?
Саске приблизился к Наруто и что-то шепнул ему на ухо. А может Наруто показалось, и его спутник просто неудачно выдохнул воздух, который захватил с собой некоторые звуки, что копились комом в его горле. Он их всё же не расслышал. Лишь вопросительно взглянул на Саске и продолжил вливаться в «золотую» толпу.
Потерпи ещё немного, осталось совсем чуть-чуть, я почти насладился этим зрелищем. И что же ты хотел мне сказать? Теперь ты в точно такой же ситуации, как и я год назад. Но я встал на ноги! А ты встанешь на колени. Передо мной, ни перед кем более, только так. Я не позволю тебе вылизывать чужие задницы, только мою, а если и понадобиться, то в буквальном смысле. Да, это идея. Будешь моей персональной шлюшкой. Думаю, ты согласишься. Ломали и не таких, и столько раз, сколько придётся, ты же меня знаешь. Сегодня же и начну, ночь длинная, её хватит, хватит чтобы уничтожить тебя на несколько часов. А пока ты будешь восстанавливаться, я использую тебя, как захочу, где захочу и гарантирую уйму удовольствий.
- Пойдём, - Наруто взял Саске за руку и направился к выходу. Их проводило несколько пар завистливых глаз. Их не любили. Одного за дух, второго за гордость. Но они были вместе, чтобы ломать этот дух, и уничтожать эту гордость.



Пожалуйста, умри. 2011

Пожалуйста, умри.

Уже который раз? Который раз мы стоим друга напротив друга и общаемся взглядами? До чего же ты упёртый, тут даже гордость ни при чём. Твоя тупая жажда мести уже давно переросла в животные инстинкты, как у обычных людей : есть, спать, защищать свою жизнь, а у меня - найти тебя. Если честно, то уже надоело. А раз надоело, то зачем я всё ещё таскаюсь за тобой и пытаюсь вдолбить в твою лохматую голову что-то про мир во всём мире и дружбу на все времена. Зачем? Достало грезить ночами о том, как ты вернёшься, забывать о том, что тебя не примут так радостно, как хотелось бы, если примут вообще. Даже я…. Мне хочется, чтобы ты умер. Мучительно, страшно или во сне - не важно, лишь бы умер. Тогда мне не придётся рыскать в миссиях, которые имеют хоть какое-то отношение к тебе. Может даже всё это забудется и будет числиться только в архивах деревни. А мне то что? Пострадаю пострадаю, да переживу. Я слишком многое терял, чтобы переживать из-за того, что уже давно решило потеряться само. Может быть…. Может это уже далеко не та любовь, которая зажигала во мне фитиль пороховой бочки под названием желание. Может это уже ненависть? К тебе, к тому, что ты не можешь быть рядом, к тому, что ты променял родную деревню на жалкие холодные убежища или тому, что ты сейчас стоишь передо мной, и я уже знаю наперёд, со стопроцентной вероятностью, что ты не вернёшься. Чёрт! Да когда же ты умрёшь?!

От переизбытка чувств Наруто не начал разговор как обычно, решил не надоедать тем, что Саске слышал уже не раз, и не два, и даже не три. А он был уверен: может Учиха и делал вид, что не слышит, он всё равно понимал, просто отвергал, отвергал всей своей сущностью, убивая все доводы, уничтожая причины. Так что, вместо злобного : «Саске!!!», в него сразу полетел кунай. А толку от него? Всё равно, что комар, для вида. Да он даже не целился, так что острый предмет просто прилетел в дерево и остался там на отдых. А смысл? Зато Саске изогнул правую бровь, как бы спрашивая : « И что это было?» А ничего. Так, порыв, так же как и желание наброситься и придушить к чертям собачьим. Но он развернулся. Развернулся и, кинув последний взгляд на Учиху, направился в обратном направлении, оставляя бывшего лучшего друга стоять там одному, и думать.

Правильно, теперь пусть думает он. Пускай анализирует поступок, которому я не придавал значения и сделал просто так - захотелось. Пускай смотрит мне вслед. И я специально не умчусь на всех порах, а медленно растворюсь в лесу. Послушаю птичек – они успокаивают нервы, полюбуюсь пейзажами, посплю под каким-нибудь деревом, а он пускай стоит там. Приказываю.

Пожалуйста, умри.

Горькая жидкость вновь обжигает горло. Когда-то он совсем не понимал, почему его учитель злоупотребляет спиртным и женщинами. Хотя второе он, в принципе, понимал, но всё же шутка с алкоголем была для него непостижимой. От него только кружилась голова, плыло в глазах и немного путалось в мыслях, не более того. Но почему-то он пил, иногда много, иногда не очень. Порой хватало одной рюмки саке, чтобы снова пойти по длинным улицам города. Саске убили неделю назад. И уже казалось, что для жизни надо не так много, как было в начале.


не упомню. 2011

При некоторых людях нельзя произносить названия некоторых вещей. Порой и имена людей. Сразу вспоминается что-то неприятное, или наоборот, мы теряем их в их же мечтах. Так что некоторые темы, для некоторых людей, также являются табу. И хорошо, когда они это табу забывают, и тогда окружающие тоже не будут гореть желанием вставить то или иное слово в каждое предложение. Это замечательно, когда забывают…

16 января.
Погода выдалась снежной, но я почему-то об этом ни капельки не жалею. Из-за сильного снегопада, противно-мокрого, нам пришлось укрыться под крышей остановки. Пока он отряхивал меня от снега, а потом и себя, у него проскользнула лёгкая улыбка. Ему ведь очень идёт такая, особенно тёплая, только, наверное, он об этом не знает…

По квартире вновь раздался пронзительный крик, полусонная Сакура сжала руку Наруто ещё крепче, надеясь, что так поможет хоть чем-то. И, кажется, даже получалось. Друг немного притих и снова мирно спал. Вот уже которую ночь она проводит у него и боится уйти. Кто знал, что всё обернётся именно так?
Душу обволакивало неприятное чувство дискомфорта, как будто из неё пытались вытащить что-то важное, что-то, что может повлиять на всю оставшуюся жизнь. Он уже не различал, то ли это сон, то ли реальность, время протекало в бреду. Озеро чувств, бурлящих внутри, то и дело переполнялось чем-то очередным и тёмным, и тогда следовал крик. Долгий, громкий, ужасающий даже его. Чувства, всего лишь чувства… Объясните это душе, объясните это разуму, а то он уже забивается в дальние углы черепной коробки и отрицает свою причастность к чему либо. Что делать, когда разум уже сдался, что делать, когда приходится жить одним сердцем, немного кровоточащим, словно в него вонзили иглу, бьющимся благодаря лишь одной силе воле. Тысячу игл. Как проклятие, как самое страшное проклятие, которое грозило свести его с ума. Ни капли физического воздействия, лишь метание крови по телу так, будто она забыла правильную циркуляцию. В голове то и дело возникал смутный и стёртый образ кого-то, видимо, ранее нужного. Каждый раз, как только Наруто начинал вглядываться, он пропадал и появлялся вновь. И ещё. И ещё. И ещё. До тошноты, до рвоты, до лихорадки. Он уже со слезами молил прекратить, просил оставить. А образ, лишь немного приближаясь, вновь удалялся. Бесшумно так, будто его тут и не было. Но он был, он точно был, Наруто это знал, он видел, но сейчас глазам нельзя верить стопроцентно. Нельзя. Это просто комок нервов. Внутри терялось что-то нужное. Что-то жизненно важное.

20 февраля.
Интересно, а боится ли он щекотки? Сегодня пара моих попыток провалилась, он и виду не подал. Может, всё же не боится, но тогда это нечестно. Всегда интересно искать новые слабые места у старых друзей. Зато он забавно хмурится, когда ему прямо в глаза попадает луч света. Пожалуй, можно ему простить парочку сильных сторон….

Неожиданно стало как-то хорошо, спокойно, душа перестала рваться и перестраиваться в новый пазл. Сердце отстукивало привычный ритм. Наруто приоткрыл глаза и увидел перед собой склонившегося парня, смутно напоминавшего видение. Наруто чему-то улыбнулся:
- Привет.
- Привет, - парень улыбнулся, почти незаметно, но тепло, - как спалось?
- Отлично, знаешь. Правда немного жарко.
На последних словах проснулась Сакура, до сих пор сжимающая руку друга и испуганно посмотрела на него:
- Наруто, с кем ты говоришь?
- С ним, - он мотнул головой в сторону стоящего рядом парня и вновь посмотрел на Сакуру.
- Наруто, - девушка чуть ли не плакала и лишь сильнее сжала кулаки, - понимаешь, Саске умер, его больше нет.
- Саске…? А кто такой Саске?


Замкнутый круг. 2011

Прости.
За спиной мелькают деревья. Сбоку мелькают деревья. Впереди деревья тоже мелькают. После изнурительной и долгой пробежки кажется, что ты сбилась с курса. Идёшь не туда, бежишь не туда, или думаешь совсем не о том, о чём стоило бы. Или всё было не так с самого начала, с основания команды семь, или с глупых мечтаний о чём-то большем, чем дружба. Или уход и попытка остановить, которая закончилась неудачей. Или то, что ей было проще уничтожить всё самой, чем позволить сделать это Наруто. Самой… Какое страшное слово, но такое властное. Оно таит в себе всё: и гордость, и обиду, и боль, и сомнение, и желание – всё в ней от кончика носа до взмаха руки. Как будто она сама превратилась в одно сплошное слово и теперь яростно стремилась его сказать. Крикнуть. Выдавить этот ком из горла при следующем выдохе. Но пока не могла - всему своё время, к сожалению.
Усталость подкралась незаметно, но времени на отдых не было. Дома уже наверняка заметили её отсутствие, поэтому вернуться надо как можно раньше. Пилюли коричневого шарообразного вида таились в сумочке на бедре, такие же, как тогда, сделанные для Наруто. Вот и её черёд пришёл испытать свою кулинарию на себе. Сразу две. Так противно, горько, ужасно, слегка подташнивает. Но она через силу пережёвывает их и глотает. Во рту остаётся жуткое послевкусие, но терпимо. А Наруто съедал их все до последней. Невольно девушка улыбнулась. Он её любил, а она…. Но дурак он. Не время для сантиментов, пора продолжать путь.
Она прибыла на нужное место ближе к рассвету. Точнее к самому его началу. Звёзды на небе были уже не такими яркими, но луна всё ещё оставалась светилом. И только на самом краю горизонта пробивались алые оттенки. Сегодня особенный рассвет. Небольшая поляна, слишком заметная, вся в ловушках, которые она обошла без труда. Но даже если так, её присутствие наверняка уже заметили и сейчас кто-нибудь появиться. Оставалось молиться, чтобы этим кто-то был определённый и нужный, а не какие-то прихвостни, которые теперь считались его командой. Наверное, они так же думали о ней, и о Наруто. Она слышала тихие одиночные шаги, едва различимый шелест травы и своё дыхание. Бешенный стук сердца, казалось, намного громче, чем молоток в деревне по утрам во время строительства Конохи. Шаги всё ближе, стук уже отчётливо в висках.
- Ну и зачем ты здесь? – голос приглушённый, ровный, спокойный. Но она его не знает. Нотки те же, но это уже не голос того Саске, с которым она провела своё детство. Тогда он был каким-то родным, порой презрительным, но счастливым, а сейчас… Нет, это уже не тот Саске, которому она была готова поклоняться тогда по глупости, но с превеликим удовольствием. Но всё же это он. В её голове мысли играют в салочки. Надо что-то ответить, но с губ срывается лишь прерывистое дыхание. Она не Наруто, который может толкать вразумительные речи, полные тупого, но необходимого смысла. Даже пытаться не стоит. Она здесь за тем, чтобы убить его. Она слабее, она не сможет, но попытаться всегда стоит. Или же она тайная мазохиста, которая хочет умереть от руки некогда любимого товарища. Может уже не любовь, но ещё и не ненависть. Совсем не ненависть. Просто тихая злоба и ярость одолевали её, спокойно погружая в свои воды. Вспомнилось всё. И зачем она здесь, и почему она здесь. Всё, что было - почему хотелось плакать, почему они страдали. И попытаться за двоих одной вернуть третье.
- Убить тебя, - Саске изогнул правую бровь. Да, пожалуй, это было сюрпризом. Но, в конце концов, не чай же пить она пришла.
Разговор был коротким. Пара фраз от него, что она слаба и пытаться бесполезно, пусть лучше уходит по-доброму. И сердитый взгляд от неё, молчание, тихо вскипающая кровь. Она знает, чёрт возьми, знает это и без него. И с какой такой стати он вдруг решил смиловаться, если по рассказам Наруто он собирался уничтожить Коноху. Она тоже её часть, она и есть Коноха, сейчас стоит перед ним. Отпускает, прогоняет, как обычно, и уже неважно. Первый удар был за ней. Наверное, он понял и больше церемониться не стал.
Их бой был обрывист, но быстр. Превосходство в силе было слишком явным, тут и гадать не стоило. Её учили разрушать, разрушать и лечить, не танцевать. А он, кажется, побывал на паре уроков хореографии. Поляна сильно пострадала - теперь здесь валуны и выжженная трава. У Сакуры множество ранений и ожогов, её медицинские техники не помогают. И вся она в засохшей грязной крови. Внутри тоже кровь. Подкатывает к горлу и её нужно выплюнуть. Нет, девушке не идёт такой вид. Она пару раз задела Саске. Он тоже грязный и уже не такой симпатичный. Хотя этот цвет ему чертовски идёт. Она лежит на траве, точнее на том, что от неё осталось – пепле. И волосы испачканы им же, и одежда. Он стоит в паре шагов и тяжело дышит. Некоторые кунаи были ядовиты, но не смертельно. Хорошо, что она смогла их вовремя достать. И замкнутым кругом пылает огонь, от него жарко. А солнце уже немного поднялось из-за горизонта. И небо было светло-синим и самую малость осуждающим. Словно на неё смотрел Наруто. Девушка вдохнула, наслаждаясь горячим воздухом. Он наверняка был последним. Саске уже подошёл. Взмах и катана вонзилась в сердце. Он опёрся на рукоятку оружия, пока то насквозь проходило через тело девушки, и дышал, кажется, за двоих. Алая, жизненно важная жидкость сначала прыснула, а потом стала медленно покидать остывавшее тело. И, кажется, по её щеке провели чем-то огненно-горячим, размазав остатки запёкшейся крови.
Наруто плакал бы в любом случае. Умри она сейчас, или убей она Саске. Но теперь у него ещё больше причин уничтожить предателя. Может сейчас, наконец-то, он поймёт и смерть не будет так бессмысленна. Или она просто успокаивает себя перед тем, как живой орган абсолютно перестанет быть таковым. Наруто – дурак. Он любил её, а она… А она ещё любила Саске. Но кому это теперь интересно?



Привет. Внезапное Саске Карин, и для пояснения - Саске вампир. 2011


Тишина. Спокойное размеренное дыхание, которое никто не в силах услышать. Ни единого движения. Взгляд, прикованный к одной единственной цели. Он чувствует себя чокнутым преследователем, который из-за своих грешных деяний сейчас стыдится самого себя, который от дикого желания наблюдать научился прятаться в тени, если не становиться ей самой. Его не видел никто, зато видел он.

Уютная, обставленная без особых хитростей, кухня, где особой достопримечательностью был маленький деревянный столик, покрытый голубой клетчатой скатертью, сейчас буквально купалась в утренних лучах восходящего солнца. Редкие голубые тени от деревьев в саду, открытое нараспашку окно с чуть колыхающимися занавесками, легкие порывы ветра, ещё немного прохладного от свежести утра. Казалось, что на фоне обязана была бы играть какая-нибудь незатейливая мелодия, но вместо неё вполне хватало ранних птиц, что заливались звонкой трелью, приветствуя новый день.
Сонно зевая и всё ещё пытаясь потягиваться, на кухню вошла девушка в лёгком, светло-бежевого цвета, халате. Средней длины волосы, наскоро причёсанные, но всё ещё имевшие взлохмаченный вид, приобрели на солнце блеск, который, казалось, затмевал сияние самого светила, но, в то же время, отдавал неким металлическим холодом. Глаза, ещё не привыкшие к яркому свету, то и дело жмурились и изредка слезились. С них, даже после прохладной воды, так и не спала пелена сна. Девушка прошла к чайнику, набрала в него воды и включила, после чего через некоторое время комнату начал наполнять нарастающий шум, полный возмущения, мол мало того, что разбудили ни свет, ни заря, так еще и работать заставляют. Она же, игнорируя это, сделала пару шагов к своему привычному месту на стуле у окна. И за ней легким шлейфом поплыла радуга, будто девушка, сама того не замечая, преломляет свет, оставляя за собой яркий след. Чудо не было удостоено ни малейшего внимания, словно эта удивительная способность была такой привычной и обыденной, что уже не привлекала на себя внимание хозяйки.
И в какой-то момент она показалась ему идеальной.
Ему вдруг захотелось, чтобы сейчас эти сонные глаза смотрели на него, а на губах появилась улыбка, такая простая, такая утренняя, совсем как солнце. И она бы тихо пожелала ему доброго утра. А он, такой же сонный и растрёпанный, обнял бы её и попросил чая. А какие бы у них были вечера! Но только он захотел выйти из своего укрытия, стараясь не напугать молодую особу, которая вряд ли различает уже сон от яви, как комната растворилась в темноте, ускользая из сознания.

И вновь темнота, спёртый воздух, безжизненное тело, покрывшееся трупными пятнами, где-то там, в самом дальнем углу, куда не попадал свет лунного диска.
Надо от него избавиться.
Впрочем, его этот самый свет сам предпочитал обходить стороной. В этой чернильно-темной комнате выделялась лишь его слишком светлая кожа. Так обидно. Он стал блеклым, тусклым, недостойным быть среди людей.
Поднявшись с холодного пола, уже не раз служившего кроватью, и будучи уверенным, что сам не теплее того, он, скрипя деревянными половицами и шаркая ногами, прошелся по комнате. Кажется, на пару секунд он даже забыл, что хотел сделать. Его мысли всё больше занимал сон, в последнее время ставший постоянным гостем. Будто сам Бог решил его наказать за содеянные грехи, показывая, что он уже совсем не человек и не может позволить себе такие маленькие радости жизни. Глупости. Он и сам прекрасно понимает, что, например, чувствовать тепло дня, а не прятаться от него куда лучше, чем каждую ночь искать нового несчастного, которому просто не посчастливилось приглянуться вампиру. Но это уже становилось тихой пыткой, и он уже в который раз решает, что в следующий раз точно выйдет и скажет хотя бы «привет».
- Привет.
Тихо, шёпотом, улыбаясь сам себе. Можно считать, что это маленькая репетиция. Да и в конце то концов, это его сон, не убежит же она, если он сам того не захочет?
- Привет.
Уже немного увереннее, на лице появилась довольная ухмылка, даже почти похожая на улыбку, даже почти на счастливую. Такое простое слово, а как часто он его произносил? Ведь охотник никогда не здоровается со своей добычей, а тут вдруг и…
Но пустой, неприятный голод давал о себе знать. Спрятав труп прошлой ночи, он отправился за новой порцией свежей крови.

Улицы, витрины, люди, всё такое яркое, слишком массовое, настолько рябящее, что хочется жмуриться, и на небе звёзд совсем не видно. Даже удивительно - хотя он и не видел город в светлое время суток, ему всё казалось, что он только что проснулся посреди дня. Всё ещё казалось… Он шёл по улице, словно один из них, стараясь избежать соприкосновений, думая куда свернуть и кого выбрать на этот раз.
- Привет.
Саске дёрнулся и повернул голову в сторону звука, надеясь, что это не ему.
Ошибся.
Перед ним стояла девушка с огненного цвета волосами, на шее которой красовался светло-голубой клетчатый шарф. И он был бы готов поклясться, что это именно она, но он никогда не видел на ней очков. Девушка что-то говорила про новое кафе, потом, заметя, что её не слушают, как-то непонятно нахмурилась и развернулась, чтобы пойти дальше, оставляя вампира позади и продолжая раздавать людям небольшие листовки.
Было начало осени, ночи уже были прохладными, и нужна была кофта, чтобы не замёрзнуть. Днём, наверное, шёл дождь, так как асфальт казался мокрым, да и в воздухе витал особенный, только для дождя свойственный аромат свежести, пусть и в захламлённом городе. И даже, может быть, при дыхании шёл пар, но только не у него.
Она отошла всего на пару метров.
- Привет.
- А?
Девушка обернулась на него и немного удивлённо похлопала глазами.
- Привет, - Саске улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте.
- Привет, - она улыбнулась тоже.
И ему даже на мгновение показалось, что сердце застучало вновь.


Темнота. 2011

Темнота. Тишина.
С каждым разом засыпать на холодном каменном полу становится всё приятнее. Мне уже абсолютно ровно на все проявления твоей извращенной фантазии. Вот он я, у твоих ног, совершенно спокоен - не кричу, не сопротивляюсь, словно кукла. Связывай, бей, издевайся, в общем истязай, как пожелаешь. И уже не важно, как ты будешь это делать – морально или физически. Мне не больно, даже страх давно покинул моё тело. Как знать, может именно этого я и ждал всю свою жизнь…

С чего же всё началось? Видимо с того, что Саске, потонувший в своей тьме и вовсе этого не отрицающий, решил утопить кого-нибудь ещё. Ему нужен был человек светлый, яркий, которого эта тьма обходит стороной. Чертовски приятно уничтожать доброе внутри другого, когда у тебя самого уже не осталось ничего святого и в душе лишь пустота и кромешная темень. Но еще приятнее наблюдать, как мучается жертва, когда ты постепенно проводишь ее по всем кругам ада, через которые уже прошел сам. Извращать чужое сердце, на которое права не имеешь – особое удовольствие, доступное не каждому. А, как известно, за удовольствие нужно платить. Однажды совершивший грех навсегда останется грешником. Единственным спасением здесь будет только раскаяние, но раскаяться – значит отказаться от содеянного, повернуть назад. Саске всегда был упертым, и теперь ему ничего не оставалось, кроме как всю оставшуюся жизнь гореть в этом черном пламени, где он лишь жалкое никчемное существо. Но согласится ли он на такой статус? Может быть кого-то это и устроит, но только не Саске. Он приведет за собой других и заставит их гореть рядом, разжигая пламя еще больше и тем самым поднимая себя все выше и выше. И вот труды уже принесли свои плоды. Сидеть на троне из костей, умываться кровью и есть хорошо прожаренную плоть. Замечательно. Разве не об этом он мечтал?

Новая жертва была уже давно намечена. Бывший лучший друг… Увы, старые друзья уже успели стать заклятыми врагами. С целью привлечь внимание к своей персоне, он старался как можно чаще попадаться на глаза АНБУ после инцидента с собранием пяти Каге. Тут и гением быть не обязательно, чтобы понять, что Наруто примчится при первой же возможности. Вот только он как-то не торопился появляться. Но встрече всёже суждено было состояться. Спокойная, тихая, но холодная и напряженная, она словно шарик с водой, поднятый наизготовку над землей – если лопнет, намокнут все. И он лопнул. Как-то совершенно неожиданно и неприятно. Лопнул, и, вместо пары брызг, на них обрушился ледяной водопад, содержавший в себе бурю эмоций и чувств, которые, к сожалению, не грели. Они рвались и метались, пытаясь превратиться во что-то более или менее сносное, что-то, что могло бы передать душевное состояние их хозяев. Но эти чувства были противно-склизкие с одной стороны и какие-то ядовито-яркие с другой. Они смешивались в тягучую массу, застывали комом в горле, мешали дышать. Тела продолжали двигаться так, словно все движения были четко отрепетированы, нанося друг другу раны, пытаясь передать через удары хотя бы жалкую каплю внутреннего и горящего, что так рвалось наружу.

Просыпается демон. Этого Саске и ждал. Демона внутри проще приручить, чем его хозяина. А если приручить зверушку и поманить за собой, то и хозяин поплетётся за ней - поводок связывает обоих. Демон - единственное, что очерняет все светлое внутри Наруто. Этим Саске и воспользовался – тьма признает тьму. Он подчиняет себе Кьюби, такого великого и могучего. Но этот демон всегда останется лисом, а, значит, той самой зверушкой, которую можно приручить. Наруто теряется в темноте, ему остаётся лишь бороться внутренне. А что толку, когда его тело послушно и верно тяготит плечи Саске, пока тот тащит его в неизвестном направлении.

Проходили минуты, которые медленно складывались в часы, хотя это могла быть лишь одна секунда, а может и неделя или год. Поначалу мысли были ясными, хотя голова была непосильной ношей для тела, но с каждым днем, с каждой пыткой они становились все менее похожими на мысли здравомыслящего человека. Что вообще произошло? Последней вспышкой в помутненном разуме было желание принять душ.
Как понять, что человек сломан? По каким критериям это определить? Когда он лежит у тебя под ногами и со слезами молит о пощаде? Или когда он просит ещё и ещё? Когда он замыкается в себе? Или выплёскивает всё наружу? Эти вопросы всплывали каждый раз, когда Саске смотрел в мутные глаза Наруто, больше похожие на болото, отражающее лишь цвет небосвода, нежели само небо. В поисках ответа он пытал его опять. Опять и снова. Каждый раз. Лишь песочные часы с крупинками кровавого оттенка измеряли время очередной пытки. Доводя пленника до состояния, когда он не то что двигаться, дышать мог с трудом и сплевывал кровь. Сплевывал и снова улыбался. Нет. Скорее скалился. По-звериному дико, но в то же время предательски искренне, всё ещё с нотками светлого. И на имя Наруто уже откликается не он, а нечто шипящее внутри.

А этого ли ты хотел? Довести до безумия? Ведь первоначальной целью было лишь осквернение души. Видимо ты перестарался и стал жертвой своих же пыток. И кто из нас теперь сломан?...

Это же Наруто.2011. пожалуй, любимый из них

Это же Наруто.
Коноха всегда была богата талантами. Всегда находился кто-то среди этих талантов, кто являлся предателем. И всегда это значило для кого-то больше, чем просто потеря ценного кадра.
Коноха никогда не прощала измен. Никогда не стояла на коленях под чутким надзором или, скажем, в силу обстоятельств, даже на секунды. Никогда не потухал в ней огонь.

На новых улицах толпятся дети, не давая и шагу ступить их кумиру. Ещё бы, герой ведь. А тот лишь смущённо улыбается и привычно ерошит рукой светлые волосы на затылке. Ещё бы, это же Наруто. И невдомёк детям, чего ему это стоило. И правильно. Ведь это же герой. А как показывает история, у героев нет любимых и родных, у них есть Коноха. Их не спрашивали.
А друзья уже знают, какой план вынашивает этот герой, и, сдавшись, лишь качают головой. Потому что это Наруто. И им наверняка немного обидно, что вот они, вот их руки, они готовы протянуть их ему на помощь, а он поворачивается к ним, но видит лишь Саске. И тут нет объяснений, кроме «Господи, это же Наруто», и желания вмазать этому самому Саске, чтобы синяк и надолго.
Это неимоверная глупость – цепляться за человека, когда тот уже совсем вас отверг и забыл о вашем существовании, скажете вы. Но Наруто, в силу того обстоятельства, что он именно Наруто, и иначе быть не может, совершал подобные глупости, и можно сказать, с превеликим успехом. И, в силу тех же обстоятельств, ему это прощали. И можно было бы сказать про глубокие внутренние терзания, ночные кошмары, про то, что он часто пускает слезу, ровно так же часто, как и учит людей жизни, будучи сам ещё сущим ребёнком. Правда ребёнком, спасшим Коноху и порядка десятка человеческих душ от вселенской злости, грусти, ненависти и печали. Но вот беда, одного то и не спас, и теперь носится с ним, как Ирука-сенсей с детворой. На путь истинный наставляет, да только всё без толку. А это, знаете ли, обидно. Это чертовски обидно, когда ты говоришь человеку, а он не слышит, а он не понимает, а он плюёт тебе в лицо, топчет в грязь, насмехается. Это настолько обидно, что просто даже обижаться не хочется.
И может ночами наш Наруто грезит, как он уже вернул упёртого ублюдка в Коноху. Вот он затащил Саске есть рамен, а за ними увязалась Сакура, и снова, как бы невзначай, тонко намекает своему милому, что вот она я, вся твоя. Но тогда Наруто бы себя одёрнул. В конце концов, это его фантазии, и пускай Сакура тонко намекает ему, а Саске пусть отдувается. Но на самом деле не хочется, потому что это Саске, это его Саске, и они должны сидеть там вдвоём, и Наруто должен говорить за двоих, и Саске должен ему угрюмо отвечать или неопределённо хмыкать, и всё же в силу своего упрямства, но не большего, чем у Наруто, доедать столь ненавистное ему блюдо. И не нужна там Сакура, ибо мужская компания, и не колышет. Но Наруто не успевает придумать дальше и засыпает. А снится ему другое, более правдивое, и он предпочитает думать, что это кошмар.

А если бы они жили в другом мире? Совсем в другом, и не было бы там Конохи. Были бы они друзьями или заклятыми врагами? А может они бы даже и не подозревали о существовании друг друга и, если бы им довелось встретиться, прошли бы мимо. Но в силу тех же обстоятельств, что Наруто остаётся Наруто, даже если пихнуть его в открытый космос, он бы наверняка заявил о себе, и может гордый и тоже не меняющийся Саске принял бы это как вызов.
Кажется, отсутствие Конохи сделает даже нынешний мир совсем другим.
Но нет. Нет и быть не может. И почему, спрашивается, Наруто дерётся с Саске с таким разъярённым лицом, таким злым и хмурым? Затем, что это, не смотря на всё, битва двух лучших друзей и двух злейших врагов, и на кону жизнь. И это чертовски приятно, чувствовать спиной близость того самого Саске, вечно злого и желающего его убить.
Ведь это же Наруто.


лесбийский не выставлю ;D
Проведя несложную мозговую деятельность объявляю, что я была в 2011 году унылой какашкой ;D